Сижу в одном там месте Москвы, пришла ради груздей в сметане. А потом мне их принесли, а вслед за груздями принесли котлетку из дичи. Я съела груздь, съела от котлетки и сказала себе “дурочка моя, грузди обманчивы, как мужики и платья без примерки”. Истинны грузди в Тюмени. Зимой. На крыше. В чуме. Ещё раз: зимой. Это важно.

Если вы любите грибы, тем более грузди, берите сразу по две порции для любителя. И одну тому, кто ненавидит. Он их возлюбит. С первого груздя. Они в нормальном смысле живые, нежные, но солёные, но хрусткие, но в сметане, но вы мне ещё одну принесите.

Строганину тоже берите. Она лежит такая тонким муксуном на глыбе льда, нельмой она, сволочь, лежит. Кажется, палтусом она тоже лежит, но муксун. И грузди. В Тюмени -30? Хуйня, наденем все куртки, подпояшемся щарфом и летим. Нас ждёт муксун, чтобы растаять во рту. Нас ждёт нянь — хлеб манси. Как можно из муки, воды и желания есть разнообразно придумать столько всего? И нянь? А можно.

И ещё нас приветливо ждёт Хуэйро. Посмейтесь сейчас, пока её не принесли. Рубленая, из оленины, с сырым перепелиным в центре, тут в сторонке соус брусничный, а там, например, жульен из опят, честных и рыжих. Смогу ли я где ещё найти котлетку, после которой “хуэйро” — это слово, означающее счастье? Не знаю. Пока я натыкаюсь в основном на те, которые “поела, ну и ладно”. И жду свою Тюмень.

Конечно, мы там ели и десерт. И он хорош. И морс брусничный тоже. И пили водку, это жизненная необходимость. Лучше нос синий, но на лице.

Но. Как только войдёте в чум на крыше, шепните “Груздь. Муксун. Хуэйро” — это заклинание на счастье.