Два одинаковых текста, про два похожих места, от одного шефа.  Этот рест больше про рыбу.

Несмотря на мое брезгливое отношение к французской гастрономии, ко всем этим лапкам/улиткам-в-масле, нелепым безжизненным батонищам хлеба с нано-прослойкой ветчины, круассанам и всевозможным «тушениям» (отдельное фиаско — это бресская курица, за космо-деньги. Что бы ни говорили мне горе-гурманы, я очень хорошо помню эту курицу: в моем советском детстве она называлась «гончая»: такая же синяя, жилистая, резиновая, безвкусная. Оставляющая четкое ощущение, что я вгрызаюсь в чей-то стылый неподатливый иссиня-кремовый труп. ) — есть-то где-то надо.

Конечно, вся страна не может быть невкусной, но невкусной легко может быть вся распаренная французкая кухня, как безвкусен любой туристический аттракцион.

Но есть нюанс.

Три из четырех ресторанов, которые за 21 день катания сверху донизу по стране произвели на меня впечатление, управлялись не французами, шефы были иностранцы, и еда представляла дичайшую смесь Франции/Перу/Японии/Мексики и чего-то, видимо, из шефского детства — и это охуительно.

Небольшое совсем пространство, в два этажа, забито как на премьере Аватара, живо и шумно, почти по-итальянски. 

Шеф — вьетнамец, выросший в Японии, и поэтому Японии тут с лихвой. Но это не тупо юзу/понзу, это какое-то скорее нюансное ощущение, в подходе, подаче, смешение несмешиваемого — Япония как эмульгатор. 

Это в каждом блюде, перфектном, но не замученном, как у французов, здесь всё какое-то на игре и кураже, даже с вызовом.

Ну и ощущение, что вы пришли в сложные гости, куда хозяин редко зовет, но уж если позвал, то будьте-нате! — получите сервис.

Здесь все видно по картинкам, уверен. Место компанейское, на мой вкус идеально для четверых: пробовать, обсуждать, меняться тарелками, кусочничать, пить недорогое шампанское, и еще раз, и опять, смеяться, вываливаться гурьбой на улицу, на набережную, туда, где тысячи тинов гуляют на диагональных склонах так, как будто у них последний день каникул, стрельнуть косяк, сидеть, смотреть на блики от домов яркие в черной воде, и… Франция становится не такой уж отвратительной.