Когда-то один, теперь самый большой ТВ-начальник в РФ, вел гипер-эстетскую программу на федеральном телеканале, и в каждом ее выпуске была так называемая «прощалка»: короткий монолог от ведущего, про то, что зритéля увидели в выпуске. Выжимка.
Я тогда совсем еще шкетом был, но запомнил одну из них по буквам, буквально (sic!). Вот, он плывет на гондоле, в карнавальной маске, неведомая мне Венеция за ним, такой вот сеттинг:
⁃ Говорят, что Венеция умирает и разрушается, Вы знаете, нам бы всем так жить, как она умирает и разрушается (с).
За прошедшие 25+ лет ничего не изменилось.
И когда я слышу про: «воняет», невыносимую толпу туристов, «самую переоцененную», «нечего там делать», невкусно, etc — я надеваю полуухмылку: «теле/гугл трэвелер детектед» , и отхожу в сторону, мне нечего обсудить с этим человеком по данному вопросу.
Дискурс захлебнулся™.
Нет ни одного города на свете, где бы время не текло так строго сквозь тебя, оседая на каждой его каменной детали.
Очень мало городов красивей.
Да, почти нет дороже. Да, она измотана миллиардами монстров-туристов, вытаптывающих ее, разбирающих ее на каменные пиксели, которым на нее насрать.
Да, она хамит вам «местными», как частью себя, как ртами заебавшегося организма, пытающегося скалиться на паразитов.
Но Венеция никуда не делась. Никуда не ушла. Здесь всё.
Она просто затаилась, как уставший древний зверь, закутавшись в многослойном черном плаще, то ли карнавальном, то ли плаще чумного лекаря, в маске, то ли праздничной, то ли с многослойной тряпкой с маслом и чесноком под длинным носом из папье-маше.
Она выходит на свет только после заката.
И да, Она требует от тебя к себе уважения, или поклонения даже, совершенно законно.
И когда/если ты ей это даешь, Её ответ сложно будет сравнить с каким-либо из туристических даров, доступных простому путешественнику, — любовь навсегда (с).
Сначала определитесь, где жить, и не экономьте на этом. Живите либо в двух оставшихся районах, где живут местные: у Салютэ или у Арсенала, либо в старых скрипучих, нераскрученных палаццо, куда попасть можно лишь на лодке с Гранд Канала или петляя слепыми переулками без вывесок.
Выберите время охоты на Нее: рано утром — с 6-ти, когда город просыпается, редкие вапоретто бороздят Гранд и лодки/рынки привозят еду и всякую всячину, а площади пусты, и даже на Сан Марко лишь вы, еще несколько «приключенчеров», да малочисленные голуби.
Или же вечером, после того как автобусы развезут туристов-однодневок, и в городе останутся только те, кто его обслуживает, местные, и те, кто живет в его отелях, их немного.
Сойдите с тропы: любой турист идет потоком, как зебры и антилопы по посадочным полосам затерянных аэродромов в Африке, даже днем, рядом с любым туристическим аттракционом (!) — стоит нырнуть на 2-4 дома в сторону, и вы окажетесь в гулкой пустоте.
Ешьте уличную еду: это все пиздеж, что невкусно — смотрите глазами, пицца даже у Риальто, по три евро за кусок, может оказаться выдающейся, кульки с фритто, арбузы холодными кусками, полента, сендвичи, выпирающие начинкой из тонкого хлеба без корок, лаваш толщиной в руку, где свернуты в тугой жгут ветчина, сыр и зелень, микро бутеры с сардинами (сардины высшие вообще!), салат из холодного резанного с помидорами осьминога — всё в пределах 5€, и всё дико вкусно.
Вдыхайте Ее запах: это все пиздеж, что воняет, в говно-ньюйорке воняет на порядок круче, даже на Манхеттене — шагни с авеню, здесь же вода, и высыхающие растрескавшиеся фасады, и лиственница, и белье ветру еды сонм готовящийся, с моря бриз — все это смешивается в невероятный коктейль «вам понравится» (с).
Не поленитесь, сходите в ресты, где едят местные, — да, за неделю писаться, и хуй найдешь, и тесно, и громко, но это того стоит.
Катайтесь на такси ночью: одно дело гондолы с туристами толпами, и пробки из них, другое — взять батл Клико(и просекко сойдет), заплатить 120€ за час (!) таксисту, и на лакированной махине, с изумрудным огнем, по Гранд Каналу, быстро, а потом еще быстрее, гнать по большой воде, обратно туда, мимо Стрелки, еще круг, с другой стороны, и вывалиться шумными и пьяными на набережную у «Даниэлэ», и продолжить уже там, в неприлично дорогих интерьерах, шерстить коктейльную карту на шортах и майках.
Пошлите нахуй «хэрадс бар» и прочий трип адвайзер, ищите свои любимые места.
Мы как-то, сто лет назад, проследили за строителями и пошли туда, где они ланчуются: паста/ризотто/суп, вино по 3€, ни слова по-английски в каком-то подвале — помню до сих пор.
Поживите несколько дней без машины, мотороллера и даже самоката, наконец — ходите пешком, пытайтесь зайти в каждое секретное палаццо, всегда закрытое, под предлогом биенале, и выставки маленькой частной, в нем проходящей — то, что скрывают эти дома, почти всегда ценнее самой экспозиции.
Побывайте в городе в разную погоду: от горящего лета, когда от арбуза к арбузу холодному, сверх-осени или весны пенной, когда «ничего на свете лучше нет», до зимы, когда вы, в проложенных кораблями и людьми в тумане тоннелях перемещаетесь от бара к бару, от граппы к граппе.
Пробирайтесь в самые «немодные» места: далекие скверы, улочки вдоль стен Арсенала, полужилые кварталы на краях «варежек», никому не нужные церкви, не помеченные жирно на туристических картах.
Но и в самых-самых местах есть читкоды: даже на лестнице у Салютэ, ранним вечером почти нет людей, и можно сидеть на ступеньках и пить вино, смотря, как свет становится особенным. Он тут каждый вечер, когда есть солнце, исполняет этот трюк: отражаясь и переотражаясь от окон и воды, рассыпается по стенам игольчатыми бликами, делая тени темнее, светлые части ярче, а цвета задирает по насыщенности, как тёлочки фильтрами сэлфи в инстаграмм.
А потом еще пробираться мимо музея Гугенхейм, к Академии, и застрять в «корнер-баре», где только свои, половина с собаками, и пить кампари шприц по 3€, забирая из окна бара стаканы, и заедать «глазоподобными» трамедзино, сидя на горбатом мосту, где тонкие треугольники теста еле сдерживают сбесившуюся, рвущуюся на свободу начинку.
Просто поживите в тут чуть-чуть, поживите, а не тупо нащелкайте фоток на самых живописных частях трупа.
И вы вдруг обнаружите, что совсем не удивляетесь, как я однажды, сидя солнечным февралем на веранде одного реста у стрелки, любимого, и таращась на чайку размером с собаку, облюбовавшую соседнюю сваю, услышал от 18-ти летнего своего визави:
⁃Антон, почему в этом городе так хочется… умереть?
И он зарылся в рыжий апероль, щурясь на уже весеннем здесь солнце.
Это насовсем.
